Возвращение в Вавилон

Вавилонская башня, руины которой были обнаружены при раскопках в городе Вавилоне (сейчас это на берегу реки Евфрат) в 88 км к югу от Багдада, — одна из многочисленных многоярусных культовых башен-зиккуратов. По данным ученых, такие постройки-башни воздвигались в шумеро-аккадских и ассиро-вавилонских городах. По-вавилонски ее название звучало как Эттеманаки (Дом основания неба и земли). Этот памятник архитектуры упоминается в Книге Бытия. Ее видел и описал в своих трудах Геродот. Считается, что башня возводилась в 70-х гг. VII в. до н.э. «Многие завоеватели ее разрушали, но она вновь вырастала на прежнем месте».

Во времена царя Навуходоносора, отмечают исследователи, она получила большую известность благодаря своей огромной высоте — около 90 м. Однако постройки из сырцового кирпича недолговечны, и уже Александр Македонский, отмечают историки, увидел лишь ее руины. Таким образом, Вавилонская башня стала кульминацией всего месопотамского башенного строительства, «нашедшего в ней не только высшую точку своего развития, но и свой конец».

Библейская история о строительстве Вавилонской башни и смешении языков стала хорошим уроком человечеству, предавшемуся безудержной гордыне. Но известно, единственный урок, который извлекло человечество из истории, это тот, что человечество не извлекает из истории никаких уроков. И сегодня это ярко проявляется в попытках ряда архитекторов, инвесторов и заказчиков построить самые высокие здания в мире.

Как сообщает в своей статье А. Бетски, когда британский критик Дейан Суджик организовал в 2002 г. архитектурный Биеннале в Венеции, основную идею данного события он обозначил как «Город башен».

В качестве дерзкого ответа «тем, кто будет утверждать, что мы должны прекратить строительство небоскребов после атаки на Мировой Торговый Центр», он обратился к восьми архитекторам, предложив им пофантазировать на тему нового поколения небоскребов как доказательства «определенной степени уверенности и оптимизма» в смысле будущего высоток. Результатом сих размышлений на заданную тему оказалась ошеломляющая композиция башен, выставленная в Арсенале.

В частности, расположенная в Лондоне архитектурная фирма «Системы будущего» представила башню в виде падающего цветка. Их соотечественница Заха Хадид, продемонстрировав свое творение, еще раз подтвердила звание скульптора «высшего мастерства», явно выделяющегося в сонме современных архитекторов.

Архитекторы Жан Нувель из Парижа и Тойо Ито из Токио, пишет автор, проявили высокорафинированное видение традиционных высоток, доведенных почти до совершенства. Том Мейн из «Морфосиса» в Санта-Монике, Калифорния видоизменил привычную взгляду высотную башню в некую трубу и вмонтировал в нее звукошумопоглощающие панели. А специалисты фирмы «MVRDV» из Роттердама создали даже целый город из высоток.

Таким образом, благодаря творческим идеям, фантазии и вдохновению архитекторов — участников Биеннале, равно как и других энтузиастов из разных уголков земного шара, идея современного небоскребного строительства, будучи реально воплощенной более ста лет тому назад, получила новый импульс в наши дни.

Почему именно высотки?

Оппоненты задаются вопросом: «кому нужны небоскребы?» Ведь после событий 11 сентября, отмечают они, необходимость строить такие высокие и заметные наземные цели подвергается сомнению. Да и нужно ли возводить столь «хвастливые» символы человеческих достижений и в их лице иметь так легко уязвимые цели? И не притягивают ли небоскребы опасность, будучи при этом не в состоянии противостоять катастрофам?

Под вопросом оказываются не только аспекты безопасности, но и экономической целесообразности этих громадин. «В то время как наши города полны неиспользуемых промышленных площадей и офисных зданий класса «Б», замечают те же критики, не лучше ли напрячь имеющиеся ресурсы и скорее реконструировать их, чем строить нечто новое, большое и дерзкое?».

Видный критик урбанизма Джеймс Ховард Кинстлер в своем эссе 2001 года «Конец высоким зданиям» убежден в том, что небоскребы «представляют экспериментальные строительные технологии, которые потерпели фиаско».

Не в первый раз, отмечает автор статьи, возникает подобное мнение и не в первый раз, говорит он, критики, подобные Суджику, вызывающе и громогласно отвечают «да» небоскребам, считая их просто необходимыми звеньями урбанистической эволюции и конденсацией средств и идей целого города.

Строительство небоскребов всегда мотивировалось рядом факторов. В частности, высокой ценой на землю в центре города, а также обыкновенной «эгоманией», которая заключается в желании достичь высоты и выразить ее в виде подобной структуры с помощью продвинутых строительных технологий. «Вообще, возведение высочайшей постройки города, страны или мира, утверждает автор, — самое затратное мероприятие, какое можно себе представить».

Башня Roppongi Tower, Токио

А. Бетски замечает, что между высотным зданием и небоскребом есть весьма существенное различие, ссылаясь при этом на мнение Д. Чайльдза: «Здание от 65 до 70 этажей и выше теряет логику. Размер ядра по отношению к платформе этажа, количество распорок и креплений для преодоления опрокидывающих нагрузок и другие затратные мероприятия делают достижение подобной высоты бессмысленной. Подобная высота — воплощение эго».

Этим, соглашается с ним А. Бетски, можно объяснить и появление шпилей над 70-этажным Эмпайр Стейт Билдинг (the Empire State Building) и зданием Крайслера (Chrysler Building). Автор отмечает, что, по его мнению, существует три причины строительства зданий выше 70 этажей: цены на землю, желание создать свою выдающуюся точку в городе и эго.

В некоторых, очень редких, случаях цена на землю в центре города так высока, что строительство там зданий любой высотности не сможет окупить необходимые затраты, как, например, в Лондоне, Гонконге и до недавнего времени в некоторых частях Токио. В ряде городов Азии, таких, как Шанхай и Сингапур, желание иметь крупные и узнаваемые всеми центры бизнеса также подстегивают городские власти к строительству небоскребов. И наконец, всегда найдется парочка личностей, таких, как Уолтер Крайслер и Дональд Трамп, замечает А. Бетски, которые не поскупятся ни на какие затраты (социальные, экономические либо финансовые), чтобы увековечить свое имя в самом высоком здании в округе.

Жизнь среди башен

Когда разработчики строят здания повышенной высотности, они делают это в рамках определенного контекста и программы. После 11 сентября появилась идея «безопасности в количестве», что означает строительство целой сети рядом стоящих небоскребов. Новые небоскребы, скорее, «кустятся гроздьями», нежели отстоят далеко друг от друга, и являются зданиями смешанного типа, редко только офисными башнями. Принципиально маленькая этажная платформа верхних этажей обуславливает необходимость расположить там в первую очередь жилые, нежели офисные помещения. «Люди готовы платить за заоблачные выси, в которых они будут жить, а не работать», — высказывает на этот вопрос свою точку зрения Аарон Бетски. Он приводит типичную структуру небоскреба: один-два этажа торговых площадей, затем идут разнообразные офисные этажи, выше располагается жилой сектор, самые верхние этажи занимает роскошная гостиница.

В каком стиле строить?

Возникает вопрос: если это будут достаточно немногочисленные и в основном жилые небоскребы, как они будут выглядеть? У архитекторов сегодня есть три модели:

Первая модель возникла в США в период между Первой и Второй мировыми войнами и оформилась под влиянием тогдашнего вкуса, законов и строительных методов. Испытав легкое влияние церковной архитектуры, стандартный небоскреб стремится вверх от широкого основания, сужаясь к концу до острого шпиля. В его облицовке нетрудно угадать отдаленные готические тенденции. По мере роста небоскреба и сужения его верхней части кромка каждого уступа фасада выделяется декоративными вставками, имитирующими водосточные трубы и желоба. С «исчезновением» небоскреба из поля зрения оболочка конструкции облегчается.

Вторая модель небоскреба — это скульптурная громада. Причины скульптурности всей этой строительной массы колеблются от необходимости сохранения зрительной перспективы прилегающих улиц до уменьшения ветровых нагрузок на башню. Хотя скорее всего, считает сам автор, необычный вид придается конструкции с целью выделения этого строения из окружающего его однообразия и однотипности. Пример этому — новая башня Роппонги (the Roppongi Tower) в Токио. Вдохновленные кубистскими идеями, «Кон Педерсен Фокс Ассошиэйтс» создали на площади в 27 акров башню, вмещающую в себя офисы, жилые помещения, отель и музей. Строительство небоскреба близится к завершению.

Башня Swiss Re, 40 этажей, Лондон

Третий подход (довольно нетипичный для США) заключается в том, чтобы подчеркнуть экспрессию структуры и использовать этот своего рода экзоскелет для самовыражения. Две башни такого типа (the Hancock & Sears Tower) были построены в Чикаго. Они являются отличительными архитектурными знаками города. Еще два подобных небоскреба собираются возвести в Азии. Норман Фостер (фирма «Фостер и партнеры») строит сорокаэтажную башню Swiss Re в Лондоне, а Ренцо Пиано — штаб-квартиру «Нью-Йорк Таймс» в Нью-Йорке. Оба архитектора использовали данный подход в проектировании своих высотных башен, «слегка смягчив его мерцающей поверхностью и конической формой строений».

Объединив все три подхода к проектированию и строению небоскребов, Пиано последовательно осуществляет еще одно сильное течение в архитектуре высотных зданий — это то, что девелопер штаб-квартиры «Нью-Йорк Таймс» Брюс Ратнер называет «волшебный фонарь». Современные технологии производства стекла делают возможным создание более прозрачных обшивок строения при сохранении их солнцезащитных свойств. Помимо Пиано и других архитекторов в этом же ключе работает и француз Жан Новель, о чем свидетельствует его фантастическая башня Агбар (Torre Agbar) в Барселоне, Испания, находящаяся в процессе строительства.

Принимая в целом во внимание практический и необходимый момент сдачи небоскребов в аренду и логику его возведения, архитектор формирует внешний облик здания. «Это не только структурная экспрессия, но и целый ряд приспособлений для создания более комфортного и энергетически наполненного внутреннего пространства». Образец такого подхода являет собой фостеровский Коммерцбанк во Франкфурте 1997 года: сады и сложные многофункциональные оконные системы превращают небоскреб не столько в сверкающий символ города, сколько в безукоризненно работающий механизм.

В последнее время некоторые архитекторы заметно вдохновились довольно старой идеей, согласно которой высотные здания становятся значительно стабильнее, когда они составляют «связку переплетающихся и взаимоукрепляющих вертикальных строений».

Это открытие было сделано знаменитым строительным инженером Фазлуром Рахманом Ханом (1929–1982) и нашло наиболее яркое и интересное применение в чикагском небоскребе Sears Tower 1974 года. Цезарь Пелли воплотил эту идею волнообразных периодически пересекающихся зданий-труб, проектируя башню Петронас (the Petronas Tower) в Куала-Лумпуре, Малайзия, являющуюся пока самым высоким небоскребом в мире.

«Вавилонские башни»

Во всех перечисленных случаях, говорит А. Бетски, небоскребы, постепенно образуя цепочку гигантов, начинают составлять ядро наиболее оживленных городов мира. И в то же время, продолжает автор статьи, становятся прообразами знаменитой Вавилонской башни.

Какой бы подход ни выбрали архитекторы и их клиенты, в целом тенденция к высотному строительству сохраняется. Одни считают это необходимой демонстрацией людских желаний и возможностей, другие полагают, что небоскребы — концентрация интеллектуальной и финансовой мощи.

Специалисты отмечают, что строительство одного небоскреба неизбежно ведет за собой появление других гигантов, а это в свою очередь означает колоссальный расход городских ресурсов.

Таким образом, резюмирует А. Бетски, амбициозные небоскребы, имея право на существование, обнаруживают и свою очевидную теневую сторону.